страшно однажды проснуться и понять, что ничего не помнишь. кто ты? как тебя зовут? а кто эти люди, которые смотрят на тебя? ты привыкаешь жить с этой брешью в своей голове и в своей памяти - ковыряешь ложкой в манной каше и нос морщишь, когда тебя зовут венди. тебе кажется, что это имя слишком сказочное, ненатуральное - фальшивое. тебе бы сбежать из дома, окунуться в холодную речку и наконец-то перестать просыпаться от кошмаров.

а взрослые тебя всё хватают за руки, смотрят в глаза пронзительно - пытаются что-то в твоих зрачках найти и пичкают таблетками. ты вырываешься, кусаешься - говоришь, что не хочешь расти и что у тебя ничего не болит. перестаньте отстаньте отпустите зачем вы это делаете? и мама [так она представилась для тебя] ласковой рукой по голове твоей ведёт, белокурые волосы задевая. и ты вдруг успокаиваешься, а потому рот приоткрываешь, чтобы чужие мужские пальцы положили тебе очередную таблетку на язык.

горько невкусно
язык связывается
и слюна становится вязкой

годы идут, а ты всё больше замыкаешься в себе. ищешь друзей находишь расходишься с ними - но тебя это не расстраивает, ведь ты перестала чувствовать хоть что-то ещё лет десять назад - в тот год, когда очнулась на полу в своей комнате в рваном потрёпанном платье, с грязью на щеках и царапинами на лице. тебя уже не раздражает твоё имя, ведь это всего лишь ласковое прозвище от мамы. а твоё настоящее имя оно какое?

ты листаешь детские книжки, танцуешь под техномузыку и обожаешь газировку со вкусом апельсина. тебе нечего бояться, только лишь то, что однажды тебя снова поймают на крюк - только того, что корабль проплывёт по небу далёкому и заберёт в нетландию. это не сказочная страна, это место, где однажды разрушились все твои мечты - это место, которое так усердно из твоей головы пытались стереть взрослые таблетки.

и ты находишь фотографию, где есть ты - и твои братья.
у тебя что, есть братья?

и руками дрожащими ты таблетки выбрасываешь в туалет - высыпаешь всю баночку, чтобы засыпать туда аскорбинки. и когда мама в очередной раз проверит, чтобы ты пила их - ты улыбнёшься, ведь та горечь уже исчезла с твоего языка. осталась только сладость и их имена, которые всё-таки стали тебе сниться по ночам.

где найти всех потерявшихся мальчиков?

★★★

однажды с венди случилось несчастье. но она не помнит, что произошло.
теперь она ищет своих братьев, не надеясь докопаться до истины.
пока в её жизни снова не появляется питер пэн.
что ему нужно от неё?

страшно было потерять её первый раз. однажды проснуться и не найти её на соседней кровати. ты мечешься из угла в угол, ищешь её за всеми шкафами, коробками, под столом, под кроватью - ты заглядываешь в туалет, в раздевалку - ты носишься из угла в угол, но больше не видишь знакомых глаз. ты больше не видишь её платья, босоножки и подушка больше не пахнет манной кашей и чем-то цветочным.

тебя забирают родители, а на следующей день на кровати ты находишь другого мальчишку. ты смотришь на него враждебно, глаза щуришь - и твой маленький ещё неокрепший кулак врезается в его шатающийся зуб. тебя наказывают, ставят в угол - а ты всё топаешь ногами и требуешь вернуть твою венди обратно. а тебе говорят, что она переехала в другой город, говорят, что нетландия для неё теперь закрыта.

и ты очень сильно психуешь
кусаешь воспитательницу за руку
и слезами своими захлёбываясь
обещаешь себе больше не вспоминать её имя

ты не играешь в благородного принца. но всегда надеваешь маску чрезмерного дружелюбия. ты тянешь улыбку так широко, сверкая зубами, когда девочка целует тебя в щёку, когда ты провожаешь одноклассницу до дома, когда суешь в карман марочки и когда находишь венди в вк. ты следишь за её жизнью на расстоянии нескольких тысяч километров - и тебе очень важно знать всё о ней до самых маленьких мелочей: она всё ещё ест манную кашу? какого цвета её постельное бельё? и что это за таблетки, которые мелькают в её руках на некоторых фотографиях?

ты ищешь о ней всё, что можешь найти. чешешь свои шрамы от ожогов - от тех, которые приёмный отец тушил на твоей коже. ты примеряешься к оружию, чтобы однажды засунуть ему пушку в рот и потребовать вернуть детство. ты смотришь на него, на его крюк вместо руки - и думаешь о том, что инвалиды до блевоты тебя раздражают. и в тебе нет ничего хорошего - ведь ты никогда не знал любви.

ты выслеживаешь венди. ты подкидываешь ей книгу. ты заставляешь её верить в то, что у неё есть братья. ты заставляешь её отправиться на их поиски вместе с тобой. ты придумал собственную игру и так радуешься, что она всё-таки взялась с тобой в неё сыграть. но какова твоя цель? и что будет, когда она узнает, что ты снова её обманул? что будет, когда она узнает, что никаких братьев у неё никогда и не было?

ты её тоже убьёшь?

★★★

у питера было несчастное детство.
детский дом. приёмные родители наркоманы
он видел, как разлагалась рука отца
и как появился крюк
и единственное, что ему позволяет не сойти с ума
это воспоминания о венди, которые застряли в детстве
которая всегда ему улыбалась
после их первой встречи в детском саду

о сюжете: хочу видеть эту историю, как дарк рашн ау. тут много стекла, здесь куча драмы, это не история про романтичные отношения, это история про отношения, которые очень сильно будет трепать время и сами герои. что венди, что питер - неоднозначны. она - травмированная девочка, напичканная таблетками, страдающая от галлюцинаций, он - социально неловкий мальчик, который никогда не знал ничего кроме жестокости. эта история о выгоде, об абьюзе и о том, как выйти из этой истории (или можете из неё не выходить и сделать только хуже). это болезненная привязанность, сталкеринг и естественно немного мистики с детективом. так как у нас сказки все в россии находятся, то и имена тоже естественно не такие, как у каноничных героев (но это всё можно обыграть). она может быть викторией, а он петей - или ещё как. венди прозвище от мамы, питер пэн от тех, кто растил питера, как жестокого социопата (или их так обоих называли в детстве, потому что они вечно ходили вместе везде). они уже выросли, а значит нетландия для них закрыта - или нетландия (в моём представлении это детский сад) - это место, которое будет их только больше к себе тянуть
ну что, доверится ли венди питеру? найдёт ли братьев? а питер сможет исправиться и не быть маньяком?

---

об игре: эта история сугубо для двоих _{то есть приходите, пожалуйста, лучше сразу парой}. я вас обоих заберу в игру, потому что игнату точно нужны друзья. и, возможно, он будет очень отзывчив, чтобы помочь в поисках пропавших детей (про которых скорее всего он и скажет, что это ложь). пока я ничего сам придумывать для взаимоотношений не стал, лучше приходите и мы решим всё вместе. пишите мне в лс (а там я и тг свой дам). внешности на ваше усмотрение.
требований к постам у меня нет. сам пишу от первого лица, редко пишу больше 4к. пишу часто, если нет проблем в ирл или выгорания. поэтому хотелось бы, чтобы, взяв эпизод, мы его не забросили спустя два поста. я буду стараться за этим следить от своего лица, от вас просто жду того же.
ну и помните, что мы тут не на работу пришли, поэтому тыкать за отсутствие поста я не буду - всё в своё удовольствие, конечно. тем более основная игра принадлежит только вам двоим.
вся основная информация о фандоме в шапке вот этой темы: однажды в сказке ♥ fairy tales - заходите, присаживайтесь, чай будете?

Пример моего поста

чувствую, как меня толкают в спину, как отвешивают подзатыльник - я губы сжимаю. мне неприятно, но я молчу - лишь поднимаю очередную коробку и закидываю её грузовик. одна, вторая, третья - руки болят и трясутся, а я не могу прекратить, не могу даже на обед уйти - еды всё равно нет, а сидеть среди мужиков сорокалетних такое себе удовольствие для восемнадцатилетнего пацана.

с такой вчера тёлкой трахался
жопа у неё вот такая
так у тебя ж жена есть
и чо? зато эта молодуха ещё

мне нечего сказать. у меня ещё никого не было.
и они как будто это чувствуют, а потому смотрят на меня и губы сальные в кривой ухмылке изгибают.

я поднимаю коробку, снова закидываю её. нужно немного потерпеть, потом легче станет - потом я отучусь на врача и всё у нас будет хорошо. а тут мне каждую смену платят - каждую смену я покупаю домой еду, если ты не приносишь её из кафешки. я упираюсь рукой в лестницу - сгибаюсь, потому что голова кружится начинает - потому что кашель начинает горло раздирать.

тут все смотрят на меня, как на чумного. [а я даже не знаю, чем болен]

вытираю пот со лба тыльной стороной руки. перчатки все чёрные - и мне это не нравится. мне вообще грязь не нравится, но вечно у себя её под ногами нахожу. я присаживаюсь на землю - что-то мне совсем плохо становится. это уже точно не просто простуда скоро пройдёт.

- эй, братец, с тобой всё в порядке?
меня хлопают по плечу, за него же вверх поднимают - только это другая рука - не то весёлого старичка, который ключи нам от склада выдаёт. это рука того самого мужика - с пузом пивным - который жене изменяет. и как кто-то вообще хочет и желает это тело?

я взгляд волчком делаю. плечом веду, смахивая чужие руки с себя. мимо прохожу - у меня работы полно. мне надо семью кормить.

ты всё вздыхаешьтебе не нравятся голые стеныа мне не нравятся дожди( из твоих слёз )

наверное, ты думаешь, что я ничего не замечаю. не замечаю, как тебе грустно - и как не нравится, что у нас дома почти ничего нет. так, пара подушек да три одеяла - ещё ковёр - но мы его отдали андрею с мартином, чтобы не спать на холодном. ты ночью в подушку прячешь лицо - а я в потолок смотрю. ты не спишь - я тоже не сплю. и в душе всё щемит - и кашель раздирает грудь. однажды ты уйдёшь от меня - однажды ты влюбишься и обязательно оставишь меня одного.

ты плачешь - а я не знаю, что сделать. потому что я устал обещать, что всё будет хорошо. что мы вместе и в горе, и в радости - и что эта радость совсем скоро придёт и в наш дом. я молчу - брови хмурю и ухожу на работу. тебе учиться надо, а я - потом.

но сегодня я стою в мебельном магазине и выбираю матрас в нашу комнату [мальчишкам мы уже давно купили, а потом совсем на мели остались]. надеюсь, что тебе нормально пока спать со мной в одной постели. я рукой прикасаюсь - надавливаю. вроде приятно - вроде должно быть комфортно. я падаю спиной на него и представляю тебя рядом - ты бы засмеялась? я думаю, что да.

так долго выбирал, а теперь иду - тащу его на себе, как вдруг замечаю пледы и огоньки - скоро новый год, а у нас даже гирлянд нет. может, стоит ещё немного потратиться. я выбираю гирлянду в виде звёздочек - я плед самый тёплый под подмышку прячу. может, действительно скоро всё будет хорошо.

хотелось бы верить

слышу, как звенят твои ключи за дверью, а потому подскакиваю и тут же бегу, чтобы тебя встретить. ты только за порог, а я сразу перед тобой возникаю. как псы, которые долго ждали своих хозяев [не оставляй меня одного].

- мне сегодня заплатили в два раза больше обычного.
я собой безмерно горжусь - потому улыбаюсь всё шире. меня всего трясёт от нетерпения, ты можешь даже заметить, как я весь подпрыгиваю от предвкушения.

- у нас даже в холодильнике еды полно, - хотя я вижу, что ты тоже привезла.
и, возможно, даже новую ;украденную; посуду.

встаю позади тебя, ладошками глаза твои закрываю, нагибаясь к твоему уху - я приготовил тебе сюрприз. мы идём в нашу комнату, медленно осторожно, чтобы я не отдавил тебе пятки. в комнате - ближе к стене я шалаш построил, развесил гирлянды, так что одной рукой всё ещё глаза твои прикрываю, второй свет выключаю. подвожу тебя ближе - а ты руки немного вперёд, как будто я тебя к бездонной яме веду, а ты хочешь успеть найти, за что хвататься. но твои руки лишь плед задевают - охуеть он мягкий, да?

- смотри, - и руки мои вниз. и ты стоишь одна перед шалашом.

- больше ты не будешь плакать? - спрашиваю откуда-то сзади.
залезешь в шалаш, а я за тобой - а у меня сердце снова стучит нервно, я снова кашель за ладонью прячу - я снова стоять не могу ровно, потому что голова кругом ходит.

может, я болен мыслями о тебе?
чушь.

// yahiko

твой колкий взгляд - корочкой ледяной по осенней луже, корочкой бордовой по зажившим ранкам: сколько раз я спрашивала родителей, почему ты? просто бесконечно - скажи, а ты сам-то знаешь, почему они вдруг решили выдать меня за тебя замуж? серьёзный, пасмурный, молчаливый - ты пресекал любые мои попытки поправить твои волосы, пальчики запустить в рыжину: за запястья ловил и брови хмурил. конечно, я для тебя навсегда останусь просто ребёнком - которому можно запретить есть конфеты [поправишься], возвращаться поздно домой [парни смотрят], с подружками гулять [все они у тебя дуры] и трогать твои вещи [никаких тумбочек и шкафов].

мне бы стоило догадаться, что ты особенный мальчик, но я просто зачем-то старалась тебя полюбить и оправдать любой день, в который ты вдруг не приходил в наш [только твой] дом. любой вечер, когда на пороге появлялись такие же серьёзные, пасмурные и молчаливые люди. любой выходной, когда тебе отчего-то хотелось запереться в своём кабинете [и вместо того, чтобы поговорить со мной, ты откупался деньгами, небрежно брошенными на стол или мою банковскую карточку]. твои командировки длиной в вечность порой раздражают, ведь если ты знаешь обо мне так пугающе много, то я о тебе - совсем крошки: цвет твоих волос, размер обуви и, кажется, всё.

ты - убийца [глава группировки]
я - жертва [страшно от твоего контроля]
мы - делаем вид, что всё в порядке

konan //

если бы ты дала мне хотя бы одну лишнюю секунду на разговор, то поняла бы, что мы с тобой очень похожи и моё сердце разбито настолько же сильно, насколько разбито твоё. но ты слушать не хочешь - ты шлёшь мне угрозы, предусмотрительно складывая их в оригами [чтобы я точно знала, что они от тебя]. думаешь, что я его украла у тебя - бантиком на шею, петелькой потуже - вот только всё это ложь. мои слова для тебя - оправдания, а потому со временем ты стала моей тенью, которой я пугаюсь в каждой подворотне и за каждым углом. и даже когда он вдруг приглашает тебя к нам в гости, ты не пытаешься скрыть своей ко мне неприязни [зато так сильно скрываешь свои слёзы - прямо как я]. грязь, мерзость, шваль - все слова, которые остаются лишь на бумаге. все слова, из-за которых мне так необходима твоя помощь.

знаешь, иногда - в самые невыносимые дни - мне хочется найти тебя самой, хочется в ноги твои упасть, лишь бы ты помогла мне избавиться от этого кошмара, с которым мне приходится делить постель. я точно знаю, что нет никого, кто мог бы понять меня лучше - только ты. и когда я набираю твой номер, когда слышу гудки, когда молчание на том конце становится мне ответом - у меня пропадают все слова [ведь ты наверняка скажешь, что это только моя проблема, раз я сама яхико на груди своей пригрела].

ты - готова превратить мою жизнь в ад [его близкая подруга]
я - прошу твоей помощи [пожалуйста, выслушай меня]
мы - играем в какие-то неправильные кошки-мышки

×××

♥ заявка на яхико - не в пару, а в хорошее такое стекло со своими плюсами и минусами: очень надеюсь на этот сюжет, который поможет развить взаимоотношения сакуры как с какаши и наруто, так и с гаарой и канкуро [эти два мальчика тоже очень тебя ждут, пейн, и готовы стать твоими друзьями и саратниками]

♥ заявка на конан - согласись, у каждой уважающей себя девушки должна быть заклятая подружка! ты можешь выбрать себе любую профессию, историю и мотивы кошмарить сакуру и днём, и ночью.

если вы захотите, можете стать одной из самых красивых пар нашего фандома, а если нет - можете за наш счёт заказать себе много-много разноцветных стёклышек. мне бы хотелось сохранить лишь основные моменты из заявки, а далее - всё дело рук вашей фантазии.

♥ из организационных моментов: вы можете писать в любом удобном вам формате, хоть лапслоком, хоть капсом, с выделениями и без, от любого лица и любым количеством символов [всё обсуждаемо], мы только просим не пропадать с постами надолго [в идеале: 1 пост в две-три недели], так как очень давно хочется отыграть все возможные перипетии и отношения в таком дружном квадратике как яхико - конан - какаши - сакура. связаться по всем вопросикам и обкашлять любые моментики можно в гостевой/лс!

Пример моего поста

игнат всегда плохой, когда мне хуёво - и сейчас он остаётся лишь тяжёлыми шагами с той стороны двери, которая всего лишь несколько секунд назад с таким грохотом за ним закрылась. и я руками по щекам веду, ещё больше размазывая тушь - мне бы смешать это иссиня-чёрное с матово-алым, что так нравится игнату на вкус - ваниль, кажется, и так много соли. коленки к подбородку жму, желая выдавить из себя хотя бы ещё одну слезинку - слезинку, которой в очередной раз попрощаюсь со своей любовью.

[любовью, которая никогда ни во что не верит]

в этом мире как будто нет ничего вечного, кроме нас с тобой, да? ты же всегда рядом, будто декоративная собачка, которую я завела от скуки [прости меня за мои слова грязные грубые я ведь на самом деле так не думаю]. ты и платочек галантно из кармашка пиджака мне достанешь и протянешь, говоря, что каждый уважающий себя джентльмен должен такое иметь при себе на случай женских слёз. и ты меня за плечи приобнимешь, подбадривая по любой ерунде - пусть хоть с экзаменами не получилось, хоть не было в магазине моего любимого мороженого [а ты его потом почему-то всегда находил и привозил мне]. и милоты твоей хватит мне с горочкой, когда дорожки чертишь на стеклянном столе - бесплатно от большой любви или большой ненависти [мы ведь давно с тобой прояснили, что это, в общем-то, одно и то же].

кончиком носа аккуратно по коленке черчу, снова и снова представляя, что было бы, не люби я игната - что было бы, увлекись я гошей, который как будто бы специально встречается мне в каждом дворе, каждом магазине и на каждой интернет-страничке в комментариях. или что было бы, не откажи я тебе сто тысяч миллионов раз - то в шутку, то серьёзно. свят, скажи, какая из тысячи параллельных вселенных могла бы стать нашей?

бред. я сама в состоянии ответить на этот вопрос - никакая
[но ты мне так безумно нужен сейчас - как и всегда бываешь нужен, когда меня душит моё одиночество]

меня душит одиночество и чапман-рэд, пока я морской звёздочкой лежу на кровати - она меня бесит: бесит простынь, бесит наволочка, даже плед ужасно бесит, потому что вдоль и поперёк пропах парфюмом игната и нашем сексом - и сколько ещё таких примирительных половых актов для нас припасено судьбой, прежде чем кто-нибудь из нас [скорее всего я] сдохнет? телефон вибрирует где-то радом, и я молюсь лишь тому, чтобы не увидеть там до боли любимое имя. - дружочек,- в улыбке расплываюсь, прикрывая глаза. и почему ты всегда знаешь, когда мне стоит позвонить? как будто чувствуешь, как пепел последней сигареты соскальзывает на этот ёбаный плед. - м о ж н о,- каждую буковку отчеканиваю, примеряясь, где бы красиво на коже смотрелся маленький ожог от бычка сигареты - ведь игнату так не нравится, когда его произведение искусства портят [даже если это делает само произведение искусства].

- приезжай, конечно,- выдыхаю, зубы стискивая - бычок так настойчиво впивается куда-то чуть пониже рёбер [ладно, чуть-чуть промазала мимо сердца]. - мне так без тебя хуёво сейчас,- и мне так надоело каждый раз говорить тебе о том, что мне хуёво без игната - о том. что я его выбросила, выкинула, выдворила - ты ведь и так прекрасно слышишь это в каждом моём слове. и, может, сегодня я ведусь не только на стафф - может, сегодня мне правда нужен рядом друг.

ты говоришь говоришь говоришь - я лицо куда-то в подушку прячу, полная желания раствориться если не в кислое, то хотя бы в твоём голосе - таком пьяном и мурчащем. - тебя не прогоню,- я прогоняю лишь тогда, когда тебя снова и снова накрывают чувства - когда ты снова и снова ловишь меня, будто мотылька. а я не даюсь, убегаю и улетаю, лишь бы не ошпарить собственные крылышки. но я знаю, что ты точно не сделаешь мне больно - и я этим бессовестно пользуюсь. - перестань,- в динамик телефона выдыхаю, как будто готовая заскулить - сколько тебе ещё минут пишет твоё яндекс.такси? через сколько минут ты позвонишь в мою дверь, а я открою, беспомощно кинувшись в объятья? как долго ещё будут тянуться эти минуты, прежде чем я захочу дотянуться до такой же кондиции, в какой ты находишься сейчас?

и мне стоит лишь сбросить твой вызов, как от домофона раздаётся надоедливый писк
[проходи и не бойся, что я снова в порыве нежных чувств заставлю твоё сердце разбиться]

эшара — солнце обжигающее, яркое, пламенное. кровь дорнийская кипит в её жилах терпкая и пьянящая не хуже арборского. от близости её хмелеет даже тихий волк: шепчет о том, как своей её сделает, и целует украдкой вдалеке от глаз посторонних. старку тому невеста обещана, эшаре подле с ним места нет. только они это отрицают уверено, строят планы на совместную жизнь.
тихой ночью нэд клятвы ей говорит о любви, а к обеду — она уже с джейме помолвлена. кольцо бриллиантовое сверкает, будто в насмешку над лунными клятвами. эшара его швыряет прямо джейме в лицо, кричит, гонит прочь в попытке отчаянной избавиться от внезапного груза. откуда ей знать, что у джейме перед глазами улыбка сестры во время очередной её выходки? ему на эшару похуй, но от этой помолвки зависит благополучие джоффри вместе с серсеей. пусть сколько угодно эшара яд выпускает, словно гадюка, и мечется, жжёт его взглядами, он лишь закуривает и ноги забрасывает на столик журнальный.
бороться бессмысленно.
сдайся.
эшара осознаёт не сразу, что бороться ей стоит не с джейме: случайно ловит его жаждущий взгляд на серсее, подслушивает обрывки фраз... слой за слоем сдирает ложь, предлагая собственную истину взамен. он рассказывает о планах по устранению тайвина, она — об эддарде. эшара больше не жжёт и не кричит, а лишь плечо ему подставляет и раздаёт непрошенные советы. джейме ей молчанием отплачивает, когда она вновь из квартиры исчезает на целую ночь, согреваясь в объятиях старка.
помолвка официально рассторжена без ущерба для обеих сторон, официальная причина для прессы — несходство характерами. и каждый раз зал гудит громкими сплетнями, когда эшара на мероприятиях появляется под руку с джейме, сверкает улыбкой, обмениваясь шутками. больше их не связывает ничего, кроме нити взаимопонимания тонкой, что в дружбу превращается с годами. он — её алиби на каждую встречу со старком, она же из бара его вытаскивает в очередной раз, когда серсея играет с робертом в счастливую семью, зашивает раны и оставляет звонкую пощёчину.
не следующий раз не приеду.
не пиши.
и насрать, что он не писал (в дорнийских барах и клубах её знает каждый бармен). они друг о друге почему-то заботятся, присматривают, стерегут от глупых ошибок. и так продолжается годами, пока джейме нож не втыкает ей в спину. эшара случайно в вещах эртура находит второй телефон, на котором лишь номер джейме и краткая переписка в одно фото. одно фото мёртвого эддарда.
эшара — солнце испепеляющее, и она сожжёт всё на своём пути во имя мёртвой любви.

---

— у нас модерн!ау, как ты могла заметить. по моим хэдам, эртур наёмный киллер, а также был наставником джейме по молодости, обучая того боевым искусствам и владению оружием. поэтому, когда джейме нужно было убрать нэда с дороги, он обратился именно к эртуру. эшара не должна была обо всём этом знать.
— чем занимается эшара полностью на ваш откуп. у мартеллов сеть баров, клубов и борделей. она может как работать на них, так и быть вольной пташкой.
— эмоциональные качели заказывали? будем раскачиваться от ненависти к дружбе и обратно. можно несколько раз, пока не укачает. складывается впечатление, что мне просто скучно живётся? есть такое, поэтому жду тебя, дорогая.
— без слова серсеи мы тоже не обойдёмся. она поклялась ненавидеть тебя до конца дней, иногда тихо, а иногда очень показательно.
— что же касается внешности, смена возможна, но лучше обсудить. постами перекинемся. ко всем идеям готов ну почти

Пример моего поста

but maybe i'm the worst, the worst you ever had
tell you you're beautiful, then stab you
( in the back )

слова пунктирами острыми въедаются в стопку белых листов, чернилами ядовитыми проникают под кожу и напрямую по артериям, словно по блядскому шоссе к точке конечной; только сердце уже не ноет и не болит, не мечется беспомощно, как в первые дни. размеренным ритмом выстукивает в такт чёрной ручке, что от стола отбивается в чуть дрожащей руке, пока взгляд по строкам бессвязно блуждает, ищет зацепки, подвохи, лазейки. ручка от стола отскакивает всё быстрее, ускоряет ритм вместе с раздражением возрастающим. брачный контракт составлен идеально.

по идеальному задуму отца, тот в действие вступит через полгода, свяжет джейме с эшарой дейн.

по идеальному задуму джейме, отец пойдёт нахуй и прихватит с собой эшару.

и всё равно ставит размашистую подпись на последней странице напротив своих инициалов, пляшет под отцовскую дудку в попытке серсею ранить не так сильно, защитить её от осколков. отец бы джоффри с мирцеллой (они хотя бы успели выбрать имя) отправил на воспитание в интернат арренов, под опеку старков; слил бы в прессу фотки, где серсея в истерике или таблетки в себя засыпает вместе с вином. после скандала ей не оставят детей, лишат родительских прав, её в дурке закроют или вывезут подальше от пристальных репортёрских глаз.

лёгкая беспечность ошибкой их стала роковой, почти что смертельной. кто-то фото сделал в саду, пока они на мгновение себе позволили забыть о реальности, окунулись в мечты об идеальной семье. отец был в бешенстве, угрожал обоих лишить долей в компании, из завещания выписать не только их, но и детей. удар ощутимый, но всё ещё не болезненный. они это смогли бы пережить, хоть и с трудом. и тогда старый ублюдок посягнул на единственное, ради чего джейме отказаться готов от всего — на серсею и детей.

со стуком оглушительным ручку бросает на стол, наблюдает как та катится к телефону и останавливается лишь благодаря нему. у джейме соблазн пламенем ярким горит под кожей серсее позвонить, узнать как она, хотя бы услышать её голос. от скольких встреч он отказался за последние пару недель? сколько звонков её пропустил, прожигая взглядом экран? отец слишком отчётливо дал понять, что следит за каждым их шагом и ждёт того, что джейме «болезнь эту вырвет с корнем».

вместо этого с корнем он вырывает сердце и бросает ошмётки под острые каблуки сестры.

улыбка губ его касается невольно при виде серсеи, звуке её голоса, но тут же исчезает, когда взгляд переводит на подпись свою рядом с чётко выведенной подписью дейн. через полгода она станет ланнистер, если хоть один из шатких планов джейме пойдёт коту под хвост. шансов на это чертовски много. ещё больше их на то, что серсея в последний раз улыбкой его одаривает настолько искренней, а потому контракт прячет в тумбу стола и вбирает в себя последние спокойные мгновения.

таймер с обратным отсчётом уже запущен, настойчиво пикают последние минуты до взрыва.

— я просил её никого не впускать, — разрезает воздух, перерезает один из проводов, отчего таймер ускоряет отсчёт. кнопку связи с секретаршей зажимает и передать спешит, пока серсея слова его воспринять пытается: передай отцу, что документы подписаны. просто чтобы выторговать пару минут наедине, подтверждение того, что джейме о договорённостях помнит. всего два грёбанных пункта, попробуй забыть.

пункт первый: держаться от серсеи подальше, избавиться от их больной связи.
пункт второй: свадьба с эшарой дейн и золотоволосые детишки с фиалковыми глазами в ближайшие годы.

джейме от обоих воротит, будто ошейник железный сомкнули на шее излишне туго (вдохнуть, но не выдохнуть). ему вырваться охото, сорвать эту чёртову цепь и уехать с серсеей и джоффри как можно дальше. в вольные города, за океан, да хоть в асшай, только бы руки отца их не достали. но серсея не бросит привычную жизнь, не откажется от всего. не отказалась в день свадьбы, да и сейчас не изменит своего решения.

взгляд цепляется за ложбинку между бровями её, за неуверенный изгиб губ. серсея — море на грани шторма, плещет волнами ещё совсем легко, в замешательстве, не зная чего ожидать. джейме себя клянёт за то, что спокойный счастливый штиль, столь привычным ставший за последние два года, превращает в шторм смертоносный, собственноручно разгоняет волны. в них же он и утонит.

— слишком много дел. как вы с детьми? — и, наверное, даже глыба льда греет больше, чем голос его, но джейме слабость себе позволить не может. боится, что хоть капля тепла сомневаться его заставит, к херам сведёт все его попытки исправить содеянное и отца заткнуть раз и навсегда.

время на таймере почти вышло, начался секундный отсчёт

три. джейме делает вдох, словно перед погружением в воду. этим взрывом сметёт их обоих.
два. глаза её изумрудные прожигает пламенем, мольбами негласными его понять, как понимала всегда.
один. резкий выдох. конец.

— тебе не стоило приходить, серсея. на три у меня назначена встреча с эшарой и свадебными организаторами, — слова кислотой обжигают глотку, не дают вдохнуть, камнями осыпаются в желудок, но джейме вид сохранить пытается бесстрастный. жаль, что из него актёр всегда был паршивый. пусть лучше его ублюдком считает, чем себя изводит волнениями по поводу правды, с каждым вздохом осознаёт, что в любое мгновение у неё могут забрать детей.

пусть лучше проклинает его,
пока весь мир его сводиться к ней одной.

о, здравствуй, братец. будь добр, можешь уйти поскорее с глаз долой и больше не появляться?

у нас с тобой отношения... непростые. для таких гениев, как мы с тобой, другие люди всегда казались скучными и недостойными внимания. вполне естественно, что это нередко приводило к тому, что мы с тобой соревновались в том, кто же из нас двоих все-таки умнее. но в одном соревновании победа всегда неизменно была за тобой — именно ты оказался первенцем, гордостью семьи.

и я не завидую, ведь семейные ценности мне чужды. я не буду проявлять теплых братских чувств, и если вдруг наша матушка поймает нас за курением, то с превеликим удовольствием свалю все на тебя. ведь мне по моей же просьбе даже сигареты не продают; попробуй как-нибудь никотиновые пластыри, вещь неплохая.

ты раздражаешь. со своим высоким статусом, вычурными костюмами, самодовольным тоном голоса и взглядом свысока. но в то же время не отказываешь в помощи, если вдруг таковая мне понадобится — о, а я в интересах какого-либо расследования уж совершенно точно не премину воспользоваться этим. но это работает и наоборот — сколько раз ты уже подкидывал мне какое-либо дело? пожалуй, я должен тебя поблагодарить, ведь без этого все вокруг казалось бы еще более с к у ч н ы м.

я не хочу даже слышать твое имя, но в то же время в глубине души — где-то очень-очень глубоко считаю тебя одним из своих близких людей. их у меня не то чтобы прям уж много, но тем не менее. даже когда все вокруг от меня отворачивались, ты всегда был на моей стороне. да, бесил своими комментариями и высокомерием. да, действовал у меня за спиной (хотя тебе и положено, ты же работаешь в правительстве). но ты никогда не сделал ничего, что могло бы мне по-настоящему навредить.

в общем, нам немало всего стоило бы обсудить, будь мы нормальными братьями. но так ведь было бы совсем неинтересно, не так ли?

---

мы решили немного разнообразить сюжет сериала и добавить в него мистики. в людях начали проявляться сверхъестественные существа (кроме меня, ведь мой ум — уже моя сверхспособность). но, помимо этого, у нас планируется замес со всадниками апокалипсиса, и мне кажется, что голод идеально подошел бы майкрофту. я не настаиваю, но подумайте над этим, такой потенциал!
а еще я предлагаю забыть про какую-то там сестру, как про страшный сон, и остаться вдвоем в семье. зачем нам кто-то еще, правда же?
посты пишу в третьем лице, скорость варьируется, но дольше 3-4 недель стараюсь не тянуть, если не произошло какое-нибудь чп. буду очень рад видеть старшего брата, приходи в гостевую или сразу в личку, оттуда при желании можем пойти в телегу

Пример моего поста

Еще один никотиновый пластырь отправился прямиком на руку Шерлока, и его раздраженное дыхание нарушило тишину этого вечера. Ну, тишиной назвать это было сложно, ведь на кухне, объединенной с гостиной, копошились люди. Мысленно оградиться от них не составляло большого труда — их пустые переговоры и звуки готовки составляли лишь белый шум. А в гостиной, в пространстве вокруг Шерлока, было тихо. Даже слишком.

Он сидел на кресле, подтянув ноги прямо в обуви к себе поближе, и по привычке сложил руки домиком, раздумывая о чем-то. На самом деле, просто пытался отогнать скуку, которая то и дело накатывала этим вечером. Помочь в готовке ужина Шерлок определенно не собирался, лишь изредка поглядывал в сторону кухни, когда до его ноздрей доносился приятный запах еды. Вполне вероятно, что своей «помощью» он, напротив, все только испортил бы, так что спорить с его безучастием никто не стал.

Запах выпечки. Ливень за окном. Атмосфера была крайне уютной, и в целом трудно было не думать о том, что вернуться домой было приятно. Все как будто бы потихоньку возвращалось на круги своя, и словно и не было этих двух лет, когда все думали, что Шерлок Холмс мертв. Это радовало. Однако слишком долго задерживаться на этой мысли он не стал, ведь в целом их поток был слишком быстрым, чтобы была возможность нормально ухватиться хоть за какую-нибудь из них. Учитывая, что ни над каким важным делом детектив-консультант в этот момент не работал, а значит, просто бродил мысленно туда-сюда, туда-сюда, пока не стало слишком скучно.

В один момент могло показаться, будто его внезапно осенила какая-то гениальная идея. Шерлок слишком резко поднялся на ноги, и, видимо, зря — от смены положения у него немного закружилась голова. Тем не менее, размеренным шагом он направился к соседней комнате, открыл дверь и шагнул... внезапно на улицу.

Такого поворота не ожидал даже самый гениальный ум всех времен и народов. Первым делом он обернулся и заметил, что двери, через которую он пришел, уже не было — по факту, вокруг вообще ничего не было, кроме бесконечных зарослей. И это было настолько неожиданно и ненормально, что на несколько секунд Шерлока немного выбило из колеи.

Что ж, жаловаться на скуку ему теперь не придется.

Мысленно он перекрутил события последнего дня у себя в голове, чтобы точно убедиться, что он не сошел с ума и не принимал никакие запрещенные вещества, чтобы забыть о том, как он попал сюда. Провалы в памяти? Возможно, но с чего бы?

Обстановка вокруг была довольно мрачной. Дождь неприятно лил прямо в лицо, из-за чего вся одежда начала липнуть к телу. Было довольно темно, учитывая, что на небе были тучи, и ни следа звезд или луны не было видно. Однако это не помешало Шерлоку обнаружить несколько интересных деталей в этом месте — во-первых, этим местом был сад, причем заброшенный — судя по количеству сорняков и других зарослей, а также по размерам некоторых растений и тому, как они разрослись, за этим местом не ухаживали не менее десяти лет. Во-вторых, среди некоторых растений были даже ядовитые, а некоторые и вовсе были не знакомы Шерлоку, что странно — в голове он держал чуть ли не весь гербарий. В-третьих, впереди виднелся особняк, в окнах которого горел свет. Возможно, имело смысл направиться туда и разузнать, в чем же дело.

В-четвертых, в этом месте Шерлок был не один. Дойти до этого было несложно, ведь на земле, которая сплошь превратилась в грязь и лужи, пока еще оставались свежие следы. Но разглядеть, принадлежали ли они мужчине или женщине, он не успел — заметил рядом какое-то движение и без лишних раздумий направился прямо туда.

— Мисс Адлер? — Шерлок явно был удивлен такому повороту. После того, как он ее спас, они не поддерживали связь, хотя будет ложью сказать, что он ни разу не думал о «той женщине». А после его спектакля с поддельной смертью она и вовсе не должна была знать о том, что он выжил.

В темноте, еще и под ливнем было непросто разглядеть какие-либо детали во внешности Ирэн; кроме того, не факт, что у него вообще получилось бы узнать хоть что-нибудь, ведь эта женщина всегда оставалась для него загадкой. Которую он, как ему казалось, успешно решил еще два года назад, но забыть свое первое впечатление после встречи с ней было непросто.
— Что это за место? — спросил Шерлок, мысленно пришедший к умозаключению, что вряд ли этот особняк принадлежал мисс Адлер. Но, возможно, она могла пролить свет на ситуацию? Потому что не то чтобы его интересовали приветствия или еще что-либо подобное после долгой разлуки. Для начала было бы неплохо укрыться от мешающего ливня, а по пути в особняк она как раз сможет рассказать все, что знает. С этой мыслью Шерлок двинулся вперед, жестом попросив Ирэн следовать за ним, слишком занятый мысленно всей этой ситуацией и внезапной встречей, что даже не заметил где-то впереди еще чью-то фигуру.

Пример моего поста

это время бесконечное и вечное,
это время так быстро заканчивается и стирается,
словно память собственная превращается в ничтожную карту памяти,
которую так хотят очистить недавно влюбленные, что потерпели предательство с двух сторон.
ты — причина своих дыр в ничтожном и скупом сердце,
что бьется где-то под ломанными_переломанными ребрами.
сегодня ты даже не пытался начать свой день свято,
не пытался читать отче наш — так полагается по смешному слуху о твоей фамилии.
тебе же уже давно не смешно,
потому что отче наш ты будешь читать лишь с сарказмом и крестясь в обратном порядке
левой рукой.
сам себе рагнарек и антихрист,
что стали причиной революции в сердце, которое ты так слезно умоляешь заткнуться.
пить и не плакать — гимн каждого отчаянного вечера,
в котором ты так старательно тонул и продолжаешь тонуть,
посылаешь себя пить и нахуй.
— да ну нахуй, —
выглядишь, словно покойник:
в левой руке — бутылка чего-то там сорокаградусного,
в правой — косяк с дрянью, которую ты куришь чуть ли не каждые пять минут.
на встречу — девочка, что в последствии станет слаще шоколада после укура,
девочка, что в последствии станет лучшим антидепрессантом даже перед амитриптилином —
и равных ей больше не будет.
об этом ты тоже пожалеешь.
первый взгляд и сразу — глаза в глаза. красивая. неземная и даже вне_земная.
капаешь на разорванную душу теплым дождем, что заставляет губы дрожать от чувств.
стоит перед тобой такая потрепанная, изнеженная, но ранимая.
одновременно хочется и прижать к себе, и холодно посмотреть льдом своих глаз на утонченную кукольную фигурку.
ты пьян и под чем-то опять — возможно, такая яркая палитра эмоций от вещества и веществ,
но ты не хочешь разбираться, в чем же дело. поэтому:
— приве-е-ет, — как-то сконфуженно и удивленно, чтоб не банально.
смотришь на бусинки рубина на ее руках — даже это красиво и с упадом в искусство, что заставляет сердце биться.
что-то шепчешь, словно пытаешься заворожить своим голосом,
но ты уже давно под чарами запрещенных веществ — обидно, тебе, кир, наверное?
смотришь на того незнакомца,
смотришь — да так, чтоб у того страхом кости испепелило и сердце прожгло отчаянием.
собой не гордишься, но он постепенно уходит, оставляя тебя в компании девочки-ненастья.
— ушел уже, — киваешь в сторону удаляющегося силуэта. уходит куда-то в темень, как и ты, но есть разница:
он — в темноту деревьев, ты — в темноту собственной растрепанной_перетрепанной души.
твоих волос злато колышется под натугами ветра,
видишь, как развивается на порыве холодном подол платья девочки-загадки.
— кир, — бля. — кирилл, — не весь город знает тебя по сокращенному имени, уж извини, дорогой.
выглядишь напуганным ребенком во время майской грозы.
и красота твоя — такая чистая и святая,
что бесы внутри так и просят — замарай, очерни, испорти — ты же это умеешь.
с тобой явно что-то не так.
— приятно, — ..познакомиться. никогда не договариваешь фразу до конца. — все нормально, не помешала.
— ты как? все в порядке?
ни ты, ни она не знаете, что с этой минуты и начнется тот ад, из котого будет практически не выбраться.
тебе бы заранее стоило сказать стасе, что захарканный бетон красивее твоего никчемного сердца.

Мы не знакомы


Он предлагает ближайшим ученикам разделить с ним хлеб и вино [плоть его и кровь], рассуждает о бессмертии человеческой души, говорит о смирении и любви, больше всего — о любви, и эту любовь я вижу в твоих глазах, когда ты смотришь на него.

Некоторые из апостолов поначалу перешёптывались за спиной, тревожились, что появление в числе последователей женщины принесёт разлад и смуту. Ты и мыслей о подобных сомнениях допустить не могла. Внимательно слушала проповеди, помогала остальным в них разобраться, проявляла бесконечное милосердие ко всему сущему, стала примером для других, а для учителя — поддержкой и опорой.
Девчонка из Магдалы, укачивающая себя в объятиях собственных рук и напевающая какую-то совершенно дурацкую надоедливую пастушью песенку про потерянных овечек [умоляю, прекрати, это просто ужасно].
Ты действительно полюбила его не так, как прочие, но это тихое трепетное чувство, теплящееся в груди, никому не причинило вреда.

Не пожалела ли ты о том, что так и не сказала ему? — я задался этим вопросом, глядя на тебя, и вдруг встретил твой взгляд, светлый и спокойный, лишённый страха перед незваным гостем, случайно обнаружившим своё присутствие. Нет, не пожалела.
Он, конечно же, всё знал.
И что последним, услышанным им от тебя, станет скорбный женский вой, прорвавшийся сквозь рёв беснующейся толпы в момент, когда Пилат умыл руки, — он тоже знал. Но едва ли был к этому готов.
Я вот, давно позабывший о существовании подобных чувств, готов точно не был. Однако не посмел шелохнуться, стоя по правую руку от того, кто мог позволить себе наблюдать эту сцену с ироничной улыбкой на губах.     

Уже позднее, когда всё закончится, я приду, чтобы помочь снять его тело с креста и проститься. Не дёрнусь и не скину твою ладонь, в сострадательном молчании опущенную на моё плечо.
Совсем скоро ты так же протянешь руку к нему, избравшему тебя первой свидетельницей своего возвращения, и ты услышишь ставшее впоследствии знаменитым — noli me tangere

Нам этого тогда знать, конечно же, было не дано.


Мы знакомы одну жизнь


1763 год. Лондон процветает. Каждая пятая женщина зарабатывает, продавая себя.
Мы с тобой — подтверждение статистики. Названые сёстры, дочери madame одного из наиболее известных борделей в Сохо. Странно было бы стать исключением при таких вводных.

Матушка вечно с тобой носилась, как курица с яйцом, словно чувствовала необходимость хоть как-то спасти твою невинную душу. Кудахтала до шестнадцати лет, а потом поняла, наконец, что дочь шлюхи — это клеймо, которое не свести. То препятствовала нашему общению, а теперь сама тебя привела ко мне с просьбой подготовить.

Я на тебя смотрю — как в ответ разглядываешь заинтересованно, как губу нижнюю кусаешь, как складки подола измятые в пальцах теребишь, — и мне совершенно не хочется душу твою спасать.

Но меня просят не об этом.

У матушки на тебя планы большие — невинность на торги выставить, да лорду какому-нибудь знатному на содержание отдать под проценты. А чтобы лорд не заскучал, старшая сестра, куртизанка с опытом, младшую должна, дескать, премудростям обучить.   

Больно ей тебя из-под своего крыла отпускать, тебе же — боязно перед всем, что впереди ждёт, и ты меня вопросами засыпаешь о том, каково это — в первый раз. Я тебе руку на плечо по-свойски закидываю, к уху наклоняюсь и говорю вкрадчиво, что настоящий первый раз должен быть с тем, кто действительно нравится, а на прочих потом будет уже плевать. До чего умилительна ты в своём искреннем удивлении, Мэри.
Не бойся ничего, зайка, особенно меня, — я ведь сказала, что научу тебя всему.
Будет весело, вот увидишь. А матушке нюансы знать вовсе не обязательно.


Мы знакомы две жизни


— Мар…ти, — жмурюсь от хлопка бутылки с шампанским и вздрагиваю, когда часть его летит холодными брызгами на обнажённую кожу. Ты доволен собой, ты хохочешь заливисто, ты не торопишься снимать новую форму СС, которую тебе выдали только вчера. Ты безмерно горд быть зачисленным в самое элитное подразделение, доказав всем своё право и чистоту крови. Но ты совершенно не беспокоишься о том, что запачкаешь драгоценный китель, когда наклоняешься к моей груди и животу, дабы попробовать шампанское вот так. Ещё сильнее ты гордишься быть обладателем особого расположения валькирии Люфтваффе, чей супруг выступил твоим поручителем для прохождения отбора.

Бесстрашный такой, молодой, пылкий, разложил меня прямо на кровати бригадефюрера, лежишь теперь сверху дыхание переводишь, а я на мундштуке насечки зубами в задумчивости оставляю и по волосам тебя расслабленно треплю, как щенка любимого.
— Нашёл бы себе такую, чтоб Kinder, Küche, Kirche, может, и счастливым бы стал. На кой чёрт тебе вообще эта «мёртвая голова»?
Это ведь те эскадроны смерти в концентрационных лагерях, устраивающие не что иное, как геноцид.
Ты, мой милый, ещё ни одной жизни забрать не успел, но если грех такой на себя возьмёшь, это уже будет совсем не то же, что проституция, некогда оставившая твою душу незапятнанной.
Я смотрю на тебя [любуюсь откровенно], и думаю о том, какая же это садистская издёвка свыше — ты в рядах СС.
Я смотрю в глаза твои — светлые, спокойные, лишённые страха, — такие же тёплые, как много сотен лет назад.

Смотрю и понимаю, что хочу тебя спасти.

— Знаешь, Марти, мне придётся сделать тебе очень, очень больно.
Хмуришься, из-под ладони выныриваешь, за запястье меня перехватываешь и кольцо обручальное на пальце в разные стороны крутишь, осторожно интересуясь, не собираюсь ли я тебя покинуть. Получив заветное «нет», улыбаешься, снимая кольцо напрочь.

Нет, милый, ведь чем дольше ты со мной, тем больше проявляется воспоминаний о твоих прошлых жизнях. Именно это осознание в какой-то момент и причинит тебе такую боль, что выть захочется.
В тот момент я буду рядом, обнимать и утешать, гладить по спине и говорить, что ты просто запутался.
В тот момент я резко перехвачу тебя за челюсть, как щенка, который по дурости схватил что-то не то — выплюнь немедленно и не смей так больше делать — когда допустишь мысль о том, чтобы закончить всё одним выстрелом.

Не смей, ты понял меня? Иначе тебе уже никто никогда не сможет помочь.

И ты держишь слово, даже когда видишь, как горящей звездой падают с неба обломки моего самолёта.
Загадывай желание, Марти.
И выводи невинные души из ада, именуемого Бухенвальд.


Мы знакомы три жизни


— Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город…
Ты зажимаешь мне рот ладонью и, беспардонно заваливаясь сверху, выдёргиваешь из руки книгу. 
Ты говоришь, что на сей раз нам нужна другая история. Ты уже вспомнила все предыдущие, и мы договорились быть предельно честными друг с другом. Договорились отбросить все библейские заморочки, забыть моё имя, о которое язык порезать можно, забыть твои слёзы, которые ему посвящались.
Выходит, договорились попробовать быть счастливыми в этот раз? Наверное, так.

Я перехватываю твои запястья и тянусь к тебе чтобы поцеловать. Старенький зелёный поезд трогается с характерным глухим лязгом, и ты охаешь, цепляясь за меня крепче в борьбе с инерцией. Необъятная бабулька, которой мы отказались уступать нашу нижнюю полку, закрывает внуку лицо газетой и цокает языком, принимаясь ворчать о том, что молодёжь совсем стыд потеряла.

Мы с ней ещё повоюем и за право ехать с открытой форточкой, и за натянутую с верхней полки наволочку, и за место на столике. И она, конечно же, пожалуется проводнице, когда ты, дожёвывая купленный на полустанке пирожок, будешь на ломаном русском повторять за ней «срамота-то какая», «сталина на вас нет» и «не по-христиански это, ой не по-христиански».


Мы знакомы четыре жизни


Ты стоишь на пороге моего дома, и у тебя губы дрожат, глаза пелена подступающих слёз размывает. Не можешь ничего сказать — падаешь в мои руки и воешь от боли, отчаяния, бессилья. От этого ощущения дежавю коленки подкашиваются, и я медленно оседаю вместе с тобой на пол.

Конечно, ты узнала, что мы собираемся сделать, кому решились бросить вызов.
Ты понимаешь, что можешь потерять его снова, и теперь уже не будет ни чудес, ни амнистий.

В моих словах о том, что я его собой закрою, утешения не нашлось бы ни грамма, и я проглатываю их, продолжая прижимать тебя к груди и мерно гладить по содрогающейся спине. Ты ведь и так всё понимаешь, и понимание это конвульсивными рыданиями из грудной клетки рвётся.

Я закрываю глаза, мягко укладывая подбородок на твою голову, и качаю тебя так нежно, как укачивала когда-то мать, пока тебе было больно или страшно. Поверх судорожных всхлипов слышен мотив пастушьей песенки про потерянных овечек, совершенно дурацкой и надоедливой. 

Под моё тихое пение стихает и твой плач.


Мы знакомы

итак, прорабатываем страхи:

● библию знать не обязательно (я не шарю, пользуюсь интернетами, смекал_очкой и прекрасно себя чувствую)

● понимаю, что с громким никнеймом вроде Maria Magdalena может быть дискомфортно, поэтому предлагаю разобрать за запчасти: Magdalena/Magda/Maria/твой вариант, а в списке ролей пропишем как по паспорту чтоб никто (2 человека из фд) не запутался

● по поводу внешек можем договориться (и твоих, и моих), но ты посмотри как хороши эти девочки и вон тот парень с одним исходником.... пол, кстати, поменять тоже можно в каких-то историях, если твоему сердцу ближе гет/слэш/фем нужное подчеркнуть. я за разнообразие

● истории представляют собой реинкарнации в разные периоды времени, где этих двоих сталкивала жизнь. Мария, хоть и святая, но всё-таки человек, поэтому не живёт вечно — это душа её проходит через цикл смертей и перерождений. однако за счёт того, что святая, есть бонус — когда обстоятельства сталкивают её с какой-нибудь настоящей хтонью, она потихонечку начинает вспоминать все свои прошлые воплощения и суть того, кто она такая. Азазель, в свою очередь, природы не человеческой, и помнит всё (есть нюанс, но об этом позже)

● заявка не в пару (они_пытались.jpg), но любить Марию Ази всё равно будет безумно. это любовь, но другого рода, что ли? потому что Мария всей душой однажды полюбила Спасителя, а Ази — архангела Рафаэля (но не помнит этого, таков нюанс). возвращаясь к их природе, Азазель — падший ангел, и там чувства как константа. Мария — человек, и здесь спектр возможностей гораздо шире, то бишь, если захочешь, не обязательно вечность вздыхать по Спасителю (на форуме кстати есть игрок, который играет его со мной маской, и он супер, с ним тоже можете попробовать договориться на что-нибудь интересное), можно радоваться жизни и вкрашиться в кого-нибудь ещё, в неограниченных количествах

● по персонажу: ты можешь взять для Марии любую предысторию. по одной версии она была раскаявшейся блудницей, по другой — Спаситель изгнал из неё бесов, и она присоединилась к его ученикам. а можем и вообще над другими вариантами подумать. единственное что — совсем не вижу её сукой_стервой_истеричкой_вечной дамой в беде_наивной фиалкой_эзотерик бимбо. в общем, хочу самобытного живого человека. там ниже будут короткие вайбовые видосы, вот прям оно

● теперь надо что-то про требования, да? пишу с заглавными и выделением прямой речи потому что мне так привычно, ты — пиши как тебе удобно. объёмы любые. лицо у меня по большей части 1-е. если тебе понравится в заявке вообще всё, кроме этого, могу попробовать вспомнить письменность от 3-го, но не гарантирую, что выйдет круто.
нц люблю и умею по-всякому (вроде даже без кринжа 🤡), надеюсь сойдёмся во вкусах.
фидбэк на посты мастхэв, без него руки опускаются и ничего не хочется.
общению помимо написания постов — да! мне всегда будет по кайфу обсудить с тобой планы на сюжет, хэдканоны, игры, заявки, идеи, покидать картинки и что угодно мемы их есть у меня, поэтому ur welcome. я этой темой и персонажем горю, теперь вот хочу гореть вместе с тобой!
не ревную и ни в чём тебя не ограничиваю — играй что хочешь с кем хочешь ебись@веселись, но в нашей с тобой сюжетке я хочу видеть пост в две недели, не надо задвигать в дальний ящик, пожалуйста. тебе я тоже буду отписывать в приоритетном порядке
пример поста — это важно, регистрируйся и залетай в лс сразу с ним, чтоб понять поймаем мэтч или же нет, а там дальше обсудим планы на сюжет и всё остальное
ааа страшна страшна нипанятна требований дохуя, но я верю в то что каждой твари по паре и однажды ты найдёшься 😘

могу страдать ветхозаветно (часть поста от азика, где есть про марию)

Моя беда в том, что я всё помню.

«Каково это — носить ненависть в сердце уже так долго? Скажи, разве тебе со временем становится легче? Она вгрызается в тебя всё сильнее с каждым годом, десятилетием, с каждой сотней и тысячей лет. Она бы давно поглотила тебя без остатка, но этого всё ещё не произошло, ибо в тебе есть свет. И ты сможешь простить».

В первую нашу с ним встречу я предложил ему спрыгнуть с крыши храма иерусалимского.

— Что такой, как ты, можешь знать о таком, как я?

Это было второе из трёх христовых искушений. Испытание гордыней, которое прошёл он, и на котором споткнулся я сам. Споткнулся на своём пути, прервал долгий бег и поднял голову, впервые за долгое время оглядевшись по сторонам.

В нашу с ним вторую встречу я остался незримым отстранённым наблюдателем, чьё присутствие не укрылось лишь от чуткой Марии. Мария, моя милая Мария, лучше бы почувствовала надвигающуюся бурю и то, что назревало за спиной. Гнев внутри достиг апогея, когда я вынужден был смотреть, как предатель улыбается ему в глаза, как держит в своих руках его сухие тёплые ладони, как целует его и как смеет говорить ему о любви. В тот момент я впервые разглядел в нём себя, и мне стало невыносимо больно за нас обоих.
И я со злым ликованием смотрел, как Иуда готовит петлю, как лишает себя жизни за содеянное.
«Стало ли тебе от этого легче?»   

В нашу третью встречу я плакал над его телом, не помня, когда делал это в последний раз. От боли, от обиды, от жестокой несправедливости. Вопреки моей гордыне, мы оказались слишком похожи в своей любви к людям, в намерении помочь им, вывести к свету, в желании спасти и понесённых за это страданиях, причинённых по одной Его воле. Больно мне было и за богоматерь, ибо я понимал, каково это — беспомощно наблюдать за тем, как умирает когда-то подаренное тебе дитя. Как меня вынудили смотреть на гибель взращённых нами с братом цивилизаций, оказавшихся неугодными Ему.
Тогда ненависть в сердце стали вытеснять другие эмоции, а я начал задумываться о том, что, коль наши с ним жизненные пути так отражаются друг в друге, может, и мой предатель многим ранее всё знал? Может, и не было ко мне никакой любви вовсе? Может, ответное чувство я придумал себе сам, только лишь потому что мне хотелось, чтоб так было? Эти размышления делали мне только больнее.       
«Всё, что причиняет тебе боль, Азазель, ты делаешь с собой сам».

В нашу с ним n-встречу я нервно смеялся, повторяя, какие мы всё-таки разные. Он простил Иуду, конечно же, он давно его простил.
— Просто потому что ты — лучшее, что могло случиться с этим миром.
А я совсем не такой. И пусть ненависти в моём сердце больше не было, там всё ещё гнездились обида и боль. Скорбь по навсегда утраченному брату и такому же безвозвратному [нашему] времени.
«В нас гораздо больше сходства, нежели кажется. И тебе под силу простить».

Шёл семнадцатый век, и я всё ещё силился что-то доказать, поэтому когда наши с Марией пути пересеклись, мне совсем не хотелось выводить её за руку к праведному свету. Мы прожили жизнь, будучи английскими куртизанками. Это была быстрая, яркая и, по тем временам, довольно счастливая жизнь. А когда она трагически закончилась по вине одного зарвавшегося лорда, когда пришёл мой черёд класть по шиллингу на её потемневшие веки и целовать остывший лоб, на меня сошло неожиданное откровение, что душа Марии всё равно осталась чиста. Она сделала эту скорбь светлой, и я, наконец, закончил попытки сопротивляться, поплыв по течению.

 
И вот теперь это течение выбросило меня на острые скалы.

Я всё ещё помню, что испытывал к тебе. Помню время, казавшееся мне самым счастливым просто потому что оно было разделено с тобой. Помню тоску разлуки и радость встречи. Помню наши последние дни вместе, помню близость, ставшую наконец не только духовной, но и физической. Помню, как одно дыхание не двоих делили. И предательство твоё тоже помню.     
— Прежде ложь твоя была гораздо убедительнее. Я в неё верил, а сейчас, — медленно качаю головой и перехожу с арамейского обратно на понятный всем русский, — поработай над этим, а то так и останешься актрисой без Оскара, — возвращаясь к моим пламенным речам, которые все тебе одной посвящались. Мне снова больно об этом думать, ещё больнее — озвучивать, и не просто кому-то, а непосредственно тебе. Историю спасителя и Иуды знают все. Нашу с тобой историю не знает практически никто, ведь мне спасителем стать было не суждено.

могу не страдать

Нет, ну вы его видели? Взъерошенные, пускай и с остатками лака, волосы, улыбка клыкастая, щёки розовые [не наблюдал бы достаточно долго, решил бы, что от смущения, но это мы ещё проверим] и глазищи вот эти вот огромные, карие, блестящие. Говорю же — вылитый Бэмби. Рога только пока не заслужил.
Так, что там насчёт смущения? Не-ет, будь ты робкой фиалкой, стоял бы сейчас весь красный, как помидор, и либо всё же залепил мне оплеуху, либо застыл как истукан. Хотя, знаешь, готов поспорить, тебя вообще не было бы в этой гримёрке. Но ты здесь, всё ещё держишь ладони на моих бёдрах, отвечаешь на поцелуи и даже обрываешь на полуслове, затыкая рот. Где это видано?
— Какой топор, Форе? — не скрывая попытку отдышаться, затылком в зеркало упираюсь; языком по верхнему ряду зубов провожу и усмехаюсь в ответ, — гляди, у меня лапки, — жалость-то какая, приходится отпустить тёплый бок, чтоб перед носом твоим ладони выставить да пальцы несколько раз сжать. Ждёшь подвоха от меня? Скрытые мотивы ищешь? Обижаешь, я ведь едва ли не единственный, кто всегда тебе в лицо всё прямо говорил. Да, жестоко, да, обидно, да, на эмоциях и где-то несправедливо, но зато как на духу. И никаких диверсий за спиной. Некоторые из них я даже предотвращал, и ты, может, так и не узнаешь, что Рауль, Паскаль и Модест, например, взъелись на тебя куда сильнее. [И это хорошо, что тебя не было на некоторых совместных мероприятиях]. Правда, теперь я очень хочу, чтоб был на следующем.
— Mio principe, да я самая честная крыса в твоей жизни, — поэтому не ищи двойных смыслов, когда мои ноги за твоей поясницей скрещиваются. Мне просто нужно ближе. А ещё нужна такая же открытость от тебя, ведь это было бы справедливо по отношению ко мне. Что скажешь?

— Что за вечер удивительных открытий, надо будет выпить за это, — до нового года всего-ничего, а я до неприличия трезв. Держу пари, ты из-за выступления тоже ничего не ел, и развезёт нас катастрофически быстро. Не нужно быть гением дедукции, чтобы понять — никто тебя сегодня к праздничному столу не ждёт, раз ты всё ещё здесь со мной. Личную жизнь участников труппы сложно назвать личной. В основном отношения складываются с коллегами или теми, кто так или иначе вращается в этих кругах, но даже если появляется кто-то далёкий, то без внимания это не оставляют. И едва ли ты успел выцепить кого-то в тиндере на вечер, раз так охотно поддаёшься, позволяя подтянуть себя за подбородок близко-близко и подушечкой большого пальца контур губ очертить. На смену пальцу приходит язык медленно, развязно, снизу-вверх, чтоб потом на короткой заминке перед полноценным поцелуем выдать ещё одно приятное и не озвученное ранее открытие: «sei dolce».

А ещё наивный, если считаешь, что этого [мне-тебе] будет достаточно. Обеими руками под мундир забираться приятнее, обеими руками все внутренние застёжки-петельки ловчее поддевать. Там уже гляди и подтяжку с плеча сцапать, и трико до грани тазовой косточки приспустить, и пальцами под тугую резинку белья пробраться по-свойски так, по-хозяйски. Отстраниться не даю, ногами по-прежнему обнимая. В волосы вцепляюсь теперь уже жёстко, вынуждая голову вбок наклонить, чтобы по открытой шее от ключицы до самого угла нижней челюсти языком провести. Чтоб ни одна реакция твоего тела от внимания не ускользнула, когда ладонь обхватывает член. Меня сейчас заводит всё: то, как выдыхаешь тяжело; как пресс твой сокращается, когда с нажимом первые движения вверх-вниз на пробу, ловя нужный темп; как немного сгибаешься, когда подушечкой пальца влажную головку обвожу; как сам впиваешься в мои бока и бёдра так, что утром я точно увижу на них синяки. Ужасно жарко, тесно, пространства мало, мои шмотки из такого положения не снять вообще никак; я раздосадовано рычу, кусая твою шею, пожалуй, чуть сильнее, чем следовало. Поспешно зацеловываю укус, отпускаю волосы и руку из твоих штанов достаю, но лишь для того, чтоб край ткани ниже дёрнуть до слабого треска, ладонь свою прямо перед твоим лицом облизать и обратно вернуть.   
— Так лучше, мой принц? — улыбка чеширская красуется недолго — нет нужды ждать ответа на риторический вопрос, когда есть возможность в очередной раз твои губы поцелуем поймать. Пальцами свободной руки от уголка рта по щеке слюну размазать, ахнуть тихо от того, как резко дёргаешь, практически лишая какой-либо опоры на краю стола. Но моя задача сейчас с ритма не сбиваться, когда и так уже на грани. И я справляюсь, несмотря на то, как буквально наваливаешься сверху, позволяя дышать лишь урывками. Мыслей об опоре нет, как и других лишних. Я же знаю, что ты не дашь мне упасть.

Дыхание сбивчивое, дыхание загнанное; тебе нескольких быстрых движений хватает, чтоб потом пару раз толкнуться в мою руку самому и кончить. Меньше всего сейчас волнует, что мой костюм пачкаешь. Я вообще ни о чём думать не могу, кроме того, как брови к переносице сводишь, жмурясь, как ресницы твои пушистые дрожат, как губу покрасневшую кусаешь, как дышишь хрипло, как ком в пересохшем горле сглатываешь, как ослабевает хватка подрагивающих пальцев. Как от собственного возбуждения хочется, сука, выть. Но ты открываешь глаза, смотришь на меня так мутно-влажно, что я только зубы стиснуть и скулёж едва ли сдержать могу.
По громкой связи объявляют, что через двадцать минут театр будет закрыт, все должны успеть покинуть здание. Это прилетает так внезапно, что я и правда чуть не съезжаю на пол. Всё-таки ловишь.

— Ну что, какие планы на вечер? Есть ключи от крыши, предлагаю в половину двенадцатого там, — вытираю руки обо что придётся, уже не жалко, — с меня пара бутылок и чего-нибудь… чего-нибудь. А ты найди бокалы нормальные, и чтоб никакого пластика, не расстраивай малышку Грету, иначе она тебе баллов от Швеции не докинет.
Встаю лицом к зеркалу, упираясь ладонями в стол, выжидающе смотрю тебе в глаза через отражение. Сам додумаешься, нет?
— Не поможешь? — там от шеи до уровня средних рёбер где-то под налепленной шерстью застёжка мудрёная запрятана из молнии и крючков. Тебе тоже должно быть знакомо. В одиночку я на это час убью, но скорее просто психану и порву.
Пока расправляешься со всеми петлями и заклёпками, гляжу на тебя, не скрывая довольную улыбку. Ниже ключиц и уровня плеч так просто кофту не опустишь, но дальше уж я сам, в безлюдной общей гримёрке. Ещё надо успеть принять душ, переодеться, заначку свою найти. Твои прикосновения и поцелуи в шею имеют свойство напрочь сбивать с мыслей. Ещё одно приятное открытие этого вечера? К сожалению, времени действительно остаётся мало, и я завожу руку назад, ероша и без того взлохмаченные светлые волосы. Думаешь о том же, о чём и я, ловя в зеркале мою улыбку? 
— Как же мы охуенно смотримся вместе, — а мне скрывать по-прежнему нечего, о чём думал, то и сказал. Цепляю твою нижнюю челюсть пальцами, крепко удерживая и поворачивая голову к себе, чтобы лениво, но жарко поцеловать.
— Всё, я побежал. Буду думать о тебе в душе. Времени осталось минут десять, так что быстро по-спартански, — хохотнув,  салютую тебе рукой и отпираю дверь, чтобы затем выйти в опустевший тёмный коридор и проследовать до своей гримёрки. Неизменно по-королевски.

вайбовые видосы

и ещё кое-что

раз

прости меня.
я не могу помочь - я разрушитель больше, чем помощник.
еще один год жизни выбит прочь, но боль цветет со свойственной ей мощью.
я стал тебе единственной тропой к пространству отдалившегося неба;
дымящейся стремянкой, сразу в бой ведущей устрашенного эфеба.
я стал тебе надеждой,
стал теплом,
цеплявшим сердце
заостренной финкой.
какой в том смысл?
все мы барахло размером с неприметную песчинку.
нас всех забудут - мы не будем тлеть, в веках и беззавете догорая;
никто из нас не сможет ни на треть
увидеть мир
с разбитых лестниц рая.
ты знаешь,
что,
конечно,
я не тот,
кто мог подать спасительную руку.
проходит опостылевший нам год, но мы не станем ближе друг для друга.
мы оставляем счастье и любовь, и, наконец, нас отпускает полночь,
но, всё же, я могу разрушить боль
в обмен
на утопическую
помощь.
©

два

боль невозможно вытравить тихим словом.
нет никакого смысла пытаться снова - ты не найдёшь во взгляде ни капли веры, я же в твоем и грамм не найду любви.
всё, что есть мы - пропавшие в мире дети, мы бы спасли столпы его, только где те? всё, что есть мир - вертящая небо сфера, он не опасен, но неостановим.
если бы бог нас видел - вот так, без фальши - он бы сбежал отсюда куда подальше - мир бы отдал нам, и подписал бы вексель, запер бы дверь на ключик и на засов.
если всё так, зачем разрываться в клочья? только взглянуть - и станет гораздо проще:
мы - это просто чёртов комок рефлексий,
мир - это просто чёртово колесо.
даже сквозь сон я вижу твой взгляд, как прежде - в нём пустота, и нет никакой надежды -
тока разряд, идущий по светлой коже - только попробуй, только попробуй, тронь!
но без надежды - толку-то мне стараться? - слово проходит мимо в беззвучном танце.

...боль отступает,
если без слов я, всё же,
в пальцах своих
сжимаю
твою ладонь.
©

— ты что, еще не ( растаял ) ( сторчался ) там? ну надо же.

ты был звездой, звездочкой — ты из снега белого смог такую историю слепить, стал хитом. но кому из нас в этой зиме удавалось пробыть на высоте долго. и высота исчезла, оставив после себя послевкусие горьких сигарет ( а не курил, никто бы не представил тебя с сигаретой ), дешманской наркоты и что еще оставляет после себя карьера рок-звезды? тебе виднее. по тебе выход в явь ебанул ударил сильнее, чем по многим. ты забрался высоко, красиво, и слетел вниз так же стремительно, как сосулька с карниза. { а кто нет }

моя свобода — это радиоприёмник
только когда плывёшь против течения
понимаешь, чего стоит свободное мнение

где тот романтичный мальчик, в рот заглядывающий, то мне, то деду? ты скажи.
от раздолбая-дурачка еще что осталось, остального я не вижу. что-то, видимо, все же растаяло. ты. ( я ) ты ведь тоже больше не видишь ту девочку, что была, когда мы знакомились? столько времени прошло. ты мой самый давний друг. когда я еще верила в дружбу. ты тот, кто знает ту подноготную, которую я надеялась никто не найдет по весне и просто никогда не поднимет.

а ты не вспоминаешь прошлого — ни моего, ни своего. но почему-то заваливаешься теперь к нам с гитарой, остаешься, порой, на полу рядом с нашим разъебанным диваном, порой, выходишь через окно в сугроб, а я говорю, что ( шею сломаешь — ) не возвращайся уже. говорю, чтобы проваливал, но яра русалка, дура, тащит тебя за руку в квартиру, говорит, спой еще. и вы горланите свой блядский шансон. и никто тебе не напоминает про твои проебы. кроме тех, что случились уже на наших глазах.

снегурка ледяную теперь строит, и получается у нее отлично. а ты ее видел и счастливой, влюбленной наивно, и, видел, зацепил мимолетно, как она начала в куклу превращаться фарфоровую, из-за мороза. может, говорил чего; может, своим был занят. и вернувшись, нечаянно друг на друга набрели, тебя теперь за порог не выгонишь, пока ты сам не захочешь. а ты, даже если хочешь, протестуешь из желания спорить, заваливаешься еще избитый, говоришь, на, это теперь ваша проблема, а я отключусь; говоришь, дайте в вашей ванной вены порежу, заебался я; а иногда молчишь, облокотившись на стену. в этой однушке дышать скоро негде будет.

озорной московский гуляка. по всему { питеру } в переулках каждая собака знает мою легкую походку. каждая задрипанная лошадь. #а нам тебя оттаскивать, когда ты пьяный рвешься начистить всем лицо.

я бы тебе, наверное, могла выговориться.
    [indent]  [indent] что бы я о тебе не думала ( а то ты не знаешь, что ) 

хочешь, хами мне. хочешь, хами пьяный, извиняйся трезвый ( и наоборот )
хочешь, относись как к сестре.
хочешь, давай переспали из жалости к тому, в каком мы разъебе.
хочешь, глаза закатывай.
[indent] ( хочешь, давай не выбирать )

— мы зовём его подснежник. — почему? потому что, позанимав у всех бабла, появляется только весной? — нет ( не только ), он буквально очухивается в сугробе в стельку би лайк всегда. (с) русалка

#мы хэдим, что снеговик на агату насмотрелся с суицидальными вайбами гуляет, с крыш сигает, самоубиться будто бы желает ( но чтобы не в самом деле ). но это необязательно.
#взлетевшая рокъ-звезда. разъебавшаяся о быт повседневности, любым комфортным тебе способом.
#теперь ты ебашишь шансон, вот это не обсуждается.
#нет, мне ( нам ) за внешность и остальное — нихуя не стыдно.

---

на самом деле, мы просто хотим, чтобы нам песни шнура пели, а мы кто по что.
у нас нечаянные лайбы питерской коммуналки в разъебанной однушке, которую снегурка с русалкой делит. снегурке мало деда, к которому несчастная абьюзивная влюбленность, ну и, должно же в ее прошлом что-то хорошее быть? так что, ты уж будь, а она будет играть царицу снежную, царевну несмеяну, с жизнью счеты, порой свести пытается для разнообразия. с русалкой попроще тут. она и наркотиками поделиться, чай — снегурка пиздюлей тогда обоим давать будет.

по игре: на размеры-оформления мне-нам плевать абсолютнейше. лапслок, правда, пожалуйста ( но если очень красивый, можешь показаться, на самом деле, в стилистике бы сойтись ). у меня оформление выебистое тоже выключается, пунктуация может стоять более классически, и, в целом, все легко очень обсуждается. еще мы все слоупоки — сейчас неожиданно вспомнили, что можем писать не в полгода, а практически спидпостить, но это все напускное и необязательно правда.

//
надо, конечно, деда дождаться, но мы можем мутить красивый недо-тройничок, стекольный, где карьеру твою мороз порушил, сам построил, дал на нее денег, благословение, а разъебались, не поделили что ( почувствовал себя смелым и самостоятельным, а? ) — и вот, где. или срикошетило то, что я с ним разъебалась и ушла в один момент.

с русалкой песни пить, дорожки дуть, коль захочешь. емеля наш — на него легко закатывать глаза, поворчать, что молодежь ( вы вряд ли сильно по возрасту расходитесь, так-то ), но молодой да наивный. черт у нас еще есть — невнятно есть, то ли есть, то ли нет.

в общем, ну, слушай. в игру заберем. хоть много, хоть помаленьку, как понравится. одного не оставим, только люби стекло бить, под вены вгонять ( можно не буквально, на таком не настаивает никто ) всем табором ждем, а я — особенно сильно.

//
ps. заявка на деда: она лежит в моей голове и пытается себя сложить.
а я дальше лежу.

Пример моего поста

( мы под огнём )
а жизнь { легче } длиннее не становится
и чё нам делать - застрелиться?

дышать, она не может дышать.

это потом — она вскинет веревку, перекинет ее, удерживая натяжение, приноровится, устроит. потом — обернет другой край вокруг собственной шеи. закрепит.

это все потом, а сейчас: она не может дышать от того, что дыхание спотыкается, не находит выхода, входа, легкие не получается заставить, как дóлжно. агате на долгое мгновение кажется, что можно вновь растаять, как раньше. { и необязательно это будет чем-то плохим }

от того, что она, конечно, лезет в его инстаграм, разумеется, не может забыть-выдохнуть и спокойно поставить на этом точку, не думать об этом неизменно вновь и вновь. от того, что она лезет все глубже в то, что неизменно доставит боль (даже больше, чем {она может выдержать} она представляла)

потому что если плохо, то зачем останавливаться. они ругаются с русалкой не в первый, не в последний { ли, ха? } раз — просто в этот раз как-то цепляет. не скатывается снежинками, исчезающими при прикосновении, не сыпятся росой, о которой спустя мгновение забываешь. но та хлопает дверью, а агата, что?

[indent] стремительно саморазрушается { когда бы было иначе }

агата давит улыбку, кривую, изогнутую неубедительно, не поверили бы даже дети — не поверила бы ни яра, ни матвей, ни. агата думает { что имен становится поразительно, незаслуженно больше } и еще — что вот так будет проще не разрыдаться. она почти права, разве что не удается скорее, потому что она холодная сука, да, яр?

агата думает, сквозь истеричный смех, что они все в ней разочаруются.

рано ли, поздно ли — зачем ставить рамки времени, когда уже.
она думает, что не заслуживает это, и только удерживая себя в дрожащих руках, не знает не заслуживает ли того, чтобы в нее хоть как-то верили { я р а } или не заслуживает того, чтобы о нее вытирали ноги с таким грубым безразличием { м — }

она думает простое: я больше не вытяну.

она не думает, она знает, яра, глупая { дура } безалаберная { бестолочь } умеет дурная разбираться в людях. { и если она говорит, что ей все это надоело (то агате и подавно) — то она просто посмеется, и нарисует себе лучший выход из ситуации, ей уже тоже надоело }

надоело пытаться оправдать чужие ожидания. надоело рисовать образ, который ждут. надоело строить из себя фарфоровую куклу, это красиво, но в этом нет души. { в яре есть — в ней столько жизни }

в ней столько жизни, что ей даже жаль.
столько жизни, что ей хочется чисто напоказ заставить ее пожалеть о том, что она неправа, во всем, без какой-то конкретики { в том, что она решила называть ей подругой — пожалеть самой, прежде, чем она в конец разочаруется (или уже) }. жаль, что она не увидит это потом. но, смешная цена.

{ ей хочется, чтобы плохо было не только ей // ей хочется, чтобы матвей об этом тоже узнал и ему было
[indent] так же      [indent]  [indent] плохо {{

у нее ледяные пальцы рук (не выходит согреться)
и она не может сделать вздох — потому что ей слишком душно.

дура дура дура — ты такая дура. { яра ли. она сама ли }

решиться легко (просто хочется идеального времени)
она тянет до последнего не потому что сомневается, а потому что ей все-таки хочется напоследок увидеть глаза яры, или скорее просто силуэт, или она не знает что — но умирать одной страшновато. так что она просто не в одиночестве.

не взяла меня к себе топиться — да кто тебя спросит вовсе.

агата пьет давным давно остывший чай, больше не пьет, сколько качает в руке чашку, рисует по заблоченному экрану мобильного — разворачивать не хочет, не вздумает, там то, что давным давно следовало удалить { но она справится хотя бы с тем, чтобы самой удалиться }

мыслей красиво — забавно — смешно — и не осталось почти, желание тоже смазанное, одним воспоминанием. так хорошо, так, даже спокойно. но она привыкла (нет?) заканчивать то, что уже решила { может быть ей просто нравится чужое небезразличие в глазах — неважно }, и она тянется к веревке, встает во весь рост на стул, покачиваясь на мысках, и когда стул летит куда-то в сторону, она слышит, как хлопает дверь. хлопает хлопками ее сердце в сжавшихся ребрах (наверное — аплодисменты)

чашка катится по ковру, это, почему-то, самое яркое впечатление. а еще больно — могло бы быть и не так сильно больно. (ей казалось, что душевную боль уже и не переплюнуть сегодня)

Мы встретились, хотя вернее сказать я увидела тебя, когда ты переживал тяжелое расставание. Помню, ты сидел на ступеньках у клуба, в котором я играла свой диджей сет, ты выглядел совсем разбитым, не лицо, а маска. У меня тогда были сигареты, но я решила стрельнуть у тебя, чтобы завести разговор и возможно помочь. Ты же знаешь, мне лишь бы помочь кому-то, хоть это иногда тебя и выбешивает. Ты жил тогда в каком-то дешёвом хостеле, был завсегдатый баров на лиговке и обычным работягой, которому постоянно не хватало денег. Слово за слово, мы обменялись инстой и начали общаться. Очень спонтанно и неожиданно. Обычно такие знакомства ни к чему не приводят, просто висите мертвым грузом друг у друга в подписках, но не в этот раз.

Мне было приятно поговорить с тобой обсудить музыку и книги. Оказалось, что ты один из самых начитанных людей, которых я встречала. У тебя на все было свое мнение, ты жил принципами, которые соорудил у себя в голове. Ты решил для себя, что у тебя нет сердца. Что ты навечно останешься одинок, потому что только так не навредишь себе и другим.

Мне кажется ты знал про все локальные ивенты, знал те улицы Питера, о которых я даже не догадывалась. Мы попадали в какие-то глупые приключения, иногда удивляясь как остались в живых. Наверное ни с кем в жизни я не ходила так долго как с тобой, вечное передвижение, вечные поиска чего-то.

Мы постоянно курили сигареты, так много, что если вспомнить об этом начнает тошнить. В твоей руке часто бывало пиво и томик книги, которую ты обязательно читал мне, когда мы присаживались отдохнуть на набережной или в парке.

Я ведь и не собиралась влюбляться в тебя, мне самой не хотелось вступать в отношения. Просто собирала твое разбитое сердце, как пазл. Мне правда нравилось просто дружить. И я не знаю как так вышло, что в одну из белых ночей, мы сидели у меня на балконе, как всегда курили, заиграла песня “love will tear us apart” мы начали петь, смеяться, а потом неожиданно поцеловались.

да, дединсайд. и что?

Ну что сказать, вот такой вот гений мысли, такой вот андеграундный романтик, родился в моей голове. Если близко, то приходи! Закидаю тебя музыкой, зацелую, и вообще буду рада.
Как ты понял заявку в пару. Будем учиться жить вместе, потом заведем собаку, построим дом, родим детей и никогда не будем онлайн. Ладно будем, нам же тут это играть. Ахахха.
У нас тут фандом, в котором все сказки вместе. Так что соигроков найти не проблема.
Предупреждаю, что у меня есть лучший друг тире лучший бывший, но не бойся, нашим отношениям это никак не мешает. Вы подружитесь! Или нет. Тут уже сами решайте. Ахахах.
По постам пишу примерно от 3 до 5 тысяч символов, от любого лица. Ты можешь писать хоть больше, хоть меньше, с линейкой я не бегаю.
А так, все обсуждаемо, готова к любым предложениям и идеям. НО! Прошу, давай без оксигнойного в этой истории. В альтернативе можешь делать, что хочешь. Кстати, если что, и меня можешь туда утащить, я вообще легка на подъем.

Пример моего поста

я не люблю вспоминать свою человеческую жизнь. ненавижу осознавать, каким ничтожеством я была когда-то.

я встретила артюра и сразу в него влюбилась, молодой, глупый, безрассудный. казалось, наша страсть способна уничтожить мир. он всегда связывался с "плохой" компанией, много пил, буянил, совершал преступления. я же всегда ждала его домой, послушно ожидая новых побоев. о, странно в это поверить, но мне казалось, что это и есть любовь. эти удары я принимала как поцелуи.

однажды артюр пришел домой с каким-то странным человеком, его звали бернард. он сразу мне не понравился. теперь же я понимаю, что не зря его боялась. оказалось, что мой дорогой и любимый муж проиграл меня в карты этому мужчине. сейчас я вспоминаю это со смехом, тогда же я пришла в ужас. как можно было догадаться, бернард был вампиром, ему нужна была прислуга, которую он также мог использовать для своих плотских утех. я идеально подходила ему - покорная, красивая, кроткая. потом я узнала, что он выбрал меня давно, что специально пошел играть с артюром в карты.

так я стала любимой игрушкой для своего любимого вампира. конечно, поначалу я его ненавидела, скучала по своему мужу, мечтая вернуться в свой старый дом. но вкусив силу, которую подарил бернард, я поняла, что была рождена для такой жизни.

он научил меня многому, мы побывали в разных краях света. я была благодарна ему за то, что он сделал меня вампиром. у нас никогда не было любовных отношений. секс и ласки, конечно, были, но мы не были парой. я всегда считала его своим мастером. в какой-то степени даже отцом, ведь именно он даровал мне новую жизнь.

конечно, не всё было гладко. иногда я сбегала от бернарда, даже вступала в отношения с другими вампирами, но всегда возвращалась к нему. он меня принимал, прощал, хоть и говорил, что мой внутренний яд страшнее вампирского. и он был прав, все, к чему я прикасалась, становилось отравленным. все мое существование пропитано насилием и болью, и черт возьми, мне нравилось это. у нас была связь, которую мы взращивали долгие годы. и я была к нему привязана, настолько крепко, насколько возможно. я любила его.

поэтому сейчас, когда его уже давно мертвое тело вдруг падает на асфальт к моим ногам, из моей груди вырывается животный крик. крик отчаяния и злобы. я не успела спасти его. к моему несчастью, я была слишком расслаблена, даже не подозревала, что рядом скрывается опасность. мы были заняты своей добычей. я даже все еще ощущаю запах страха этого жалкого человечка, но он уже смешался с моим, и это уже не нравится.

я падаю на колени перед своим бернардом. ласково касаюсь его мраморного лица. даже в своем последнем мгновении он дьявольски красив. мир потерял лучшего мужчину, и мир заплатит за это. я сотру в порошок все, что попадется мне на глаза. и вот не задача на мои глаза попадаешься ты. какой совпадение. правда?

я втягиваю ноздрями воздух. как ты так искусно прячешь свою поганую вонь? от таких, как ты, обычно на километр несет. неужто твоя свора тебя кинула? оно и к лучшему, значит, никто не придет мстить за тебя

громкий, истеричный и надрывный смех вылетает из моей глотки, подобный грому, бьет в уши. твоя самонадеянность так раззадоривает. - это мы ещё посмотрим, кто умрёт, щенок, — я отталкиваюсь ногами от асфальта и резко делаю выпад, впечатывая тебя в стену. - жаль, что ты вступил в бой со спины, как ничтожный трус. я бы хотела видеть, как бернард разрывает твою собачью пасть, — и мой кулак уже целится в твоё лицо, но ты уворачиваешься.

хочешь поиграть? ну что ж, давай, песик.

Локи Лафейсон (Земля-TRN732) - не путать со всеми прочими.
Бог хитрости и обмана, Локи из Асгарда, Вариант L1130.
Сводный брат Тора, выросший вместе с ним в Асгарде. Освободитель Мультивселенной, спаситель Асгарда, потерянный наследник Йотунхейма.
Бог хитрости и обмана, который пытался завоевать Мидгард командуя инопланетными завоевателями Читаури, однако проиграл Мстителям.
В общем, крайне разносторонняя личность
Детали здесь.
Заявка - однозначно в пару (сложную, но очень крепкую пару). Но это не значит, что я буду висеть на Вас камнем. Играйте с кем пожелаете, я - только за). Правда, не ревновать - обещать не могу)
У нас в распоряжении есть таймпад (или несколько?) - а это обещание множества приключений, так ведь?
И еще Асгард. Как же без него? Представляешь, как повезло моему Асгарду, когда TVA изъяли меня оттуда еще ребенком?) В любом случае, почему бы нам не отправиться однажды домой?
Что касается моей одержимости местью и всего прочего, давай обсудим это при встрече.

Пример моего поста

Штаб-квартира ФБР Вашингтон, округ Колумбия,
15 сентября 06:15
Есть вещи, которые представляются абсолютными, непререкаемыми истинами.
Например, недосягаемость штаб-квартиры ФБР для посторонних.
Ну да, какой бы сумасшедший решился вторгнуться на территорию, где каждый первый - агент ФБР.
Это даже если опустить несколько линий обороны в виде рамок металлодетекторов, упакованных в униформу крепких ребят, смахивающих на правильно окрашенных клонов Халка, всевидящих камер и т.д. И жучки во всех стенах, да?
Но как и многие другие непререкаемые истины, эта - блеф.

Окованные металлом каблуки рассыпают эхо в пустом коридоре.
А кроме этого -тишина.
Время охранников миновало, время уборщиков еще не наступило.
Самое время для воров и богов.

Лестница в цокольный этаж.
Поворот, дверь. Номер 42. Табличку с именем владельца то ли не удосужились повесить, то ли сняли по каким-то причинам.
Дверь, разумеется, заперта, но эта проблема решается легко.
Замок мягко щелкает.
В кабинете сыровато (неудивительно, поскольку это - будем откровенны - подвал) и довольно холодно.
Бумаг - слишком много для стола. Рукописные, распечатки, газетные листы вперемежку с обычными писчими, среди них - трогательно розовеет часть страницы, кажется, детского журнала. Бумаг - слишком много, они не умещаются в настольных лотках и папках, перетекают через край, покрывают всю поверхность стола - точно смыкающиеся льдины чистую воду.
Рука в черной перчатке на мгновение замирает над ними, но в конце концов аккуратно (пожалуй, слишком аккуратно) отодвигает в сторону.
На освободившееся пространство ложится папка.
Стандартная папка для ведения дел ФБР, с невнятной подписью ответственного лица на обложке.
Папка не слишком тощая - около сорока листов, но и не распухшая от собственной значимости.
Сорок заключений о смерти.
Судя по бланкам - большинство из Нью-Йорка, но есть пара столичных.
Разные имена врачей, разные медицинские учреждения, но сами заключения - как под копирку: остановка сердца, перегрев организма, полиорганная недостаточность, классическая картина передозировки амфетаминами. Прискорбно, но такие случаи - уже просто статистика.
Вот только в каждом случае приложенные результаты скрининга утверждают, что покойник был чист, аки агнец, даже булочки с маком перед смертью не употребил. Интересно, не так ли?
И еще одна странность - посмертное (или правильнее - присмертное?) кровотечение из всех отверстий. Вот только кровь была черная.

Рука в перчатке чуть поправляет папку: она должна броситься в глаза сразу, с порога.
Снова щелкает замок, запирая дверь кабинета №42.

Нью-Йорк,
15 сентября, 23:40

Нью-Йорк не спит никогда, так они говорят?
Она устроилась поудобнее, хотя жесткая скамейка в дешевой забегаловке - это не совсем то, что можно назвать комфортным. Поплотнее обхватила пальцами пластиковый стаканчик с жидкостью, отдаленно напоминающей кофе. Но странная жидкость была горячей, и это было уже прекрасно.
Полузакрыв глаза, она сосредоточилась - одновременно растворяясь в ощущениях.
Слишком много информации, слишком много жизненных форм.
Она медленно перебирала тех, что ощущала - точно скользила взглядом по товарам, которые хотела примерить.

Я - студентка, поссорившаяся с приятелем и смакующая варианты мести…
Я - пьянчужка, пересчитывающий мелочь в кармане, пытаясь сообразить, хватит ли еще на порцию водки…
Я - уборщик, устало переставляющий коробки на складе, еще полчаса - и я смогу пойти домой…
Я - таксист, ждущий пассажира. Но пассажир все не идет, и я думаю о своей бывшей. Когда–то я был женат. И все еще тоскую по ней. Сука. Да где же этот тормоз?..
Я - школьный учитель, который держит фото молодых парней в ящике стола в своем офисе…
Я - медсестра, и меня раздражает моя конфетно-розовая форма, она жмет в груди, подчеркивая, что я располнела…
Я…

Да, это подойдет.
Она, зевнув, отставляет стаканчик с кофе, кутается в свой плащ и направляется к стойке.
Вот он, тот, кто ей сегодня пригодится: высокий крепкий парень с тяжелыми кулаками и таким же тяжелым взглядом. Новенькая кожаная куртка, бритая голова, козлиная бородка. Таких не любят, таким не навязываются в компанию. То, что нужно.
Она останавливается рядом, легко касается плеча избранника.
Тот невольно оглядывается, но лишь кривится: дамочка, которая пытается его снять, не первой свежести, да и красавицей ее не назовешь. Он уже собирается отшить нахалку, но та неожиданно ласково касается двумя пальцами его виска - и в глазах у него вспыхивает яркое зеленое пламя…